Вакханалия — вот подходящее слово.

Толпа молодых людей, половине из которых не хватило сидячих мест, смотрели в направлении алтаря. Смотрели, свистели и улюлюкали. Судя по первому впечатлению, Камушкин чуть было не расстроился и не подумал, что его обманули, но ведь сэр Уильям!

Сам!

Действительно здесь!

Вон же он! Стоит неподвижно возле алтаря с забинтованной рукой, покуда его… кхм… скажем так: покуда его не-самая-молодая-жена орёт на манер сипухи и потрясывает перед толпой кольцом на пальце.

Нет, девушка была по-своему хороша. Любитель на такие формы есть, и такого любителя много. Достаточно в мире мужиков, для которых тринадцатый размер груди с лихвой компенсирует и три подбородка, и бочок, замахнувшись на который любой волчок порвёт себе харю, но…

В аристократической среде это как-то неожиданно.

Всё-таки супруга для принца кембриджского — это не только спутница жизни, но и статусный… м-м-м… субъект. Так что воображение само собой рисовало рядом с ним худосочную бледную англичанку с родословной, уходящей куда-нибудь в бронзовый век.

Так что это было смело.

Во-первых, смело, а во-вторых, провокационно. Самое то, что нужно для хорошей статьи!

— Улыбочку, — пробубнил себе под нос Камушкин и принялся фотографировать.

— Я принцесса кембриджская! — орала пышка в тесном свадебном платье. — Ах-ха-ха-ха-ха! Принцесса! Я-я-я-я-я!!!

Н-да…

Скажу так: озорство мне отнюдь не чуждо. Другой момент, что я стараюсь всякие такие сюжеты переживать в голове и не воплощать их в жизнь. Потому таким образом она, — эта самая жизнь, — становится чуть проще и чуть безопасней прежде всего для окружающих.

Но Елизавета Григорьевна, конечно… чёрт. Удивила! Отомстила тонко, со вкусом, а главное, ровно отплатив тем же самой монетой.

Аристократически. Изящно.

После того, как мы спеленали всю охрану сэра Уильяма и ровными штабелями уложили их в соседнем малом зале, моя княгиня попросила Чертанову взять принца под контроль. Не с первого раза, — всё-таки Уильям и сам был магом, — но Дольче-таки справилась.

Дальше альтушки вышли на шумную центральную улицу Иваново и принялись орать о том-де, что сегодня проходит беспрецедентная акция. Даже если вам немного за тридцать, ага. Есть надежда выйти замуж за принца.

Кандидатка нашлась сразу же.

Мимо как раз проходил шумный девичник. Барышни сперва подумали, что их заманивают на какой-то аттракцион или что-то наподобие, но потом как поняли…

Паспорт у сочной прелестницы был с собой, желание богатой жизни и свидетели тоже. И вот так, с лёгкой руки Её Сиятельства Елизаветы Фонвизиной, сэр Уильям обзавёлся супругой. А самое забавное в ситуации то, что даже со странными законами Иваново, им теперь придётся провести в браке как минимум двадцать календарных дней.

А там, глядишь, и отсудит себе чего-нибудь. Или, не будь дурой, возьмёт принца нахрапом и потом всю жизнь будет получать алименты.

А, то и сойдутся душа в душу. Ну, это я, конечно, шучу.

Ладно…

Это всё очень забавно, но мы в свою очередь поспешили покинуть город.

Два часа по пустой ночной дороге обратно, и вот, мы в императорском дворце на приёме, будто и не уходили никуда. Если лордик решит нам что-то предъявить, то пусть сперва попробует что-то доказать. А без доказательств качать на меня при всём цвете Империи — верный способ получить вызов на дуэль.

Да и потом!

Будем решать проблемы по мере их поступления. А осадить британского ублюдка было нужно. Законы он перепишет, ага. Переписывалка не выросла.

— Играйте! — услышал я рёв Морозова, едва мы вернулись в главный зал. — Давайте же! Веселей! Йэ-хэ-хэээй!

Время было к трём часам ночи, и картина здесь резко изменилась. Подавляющая часть графов, баронов и иже с ними отвалилась спать; остались лишь самые стойкие. Разбившись на группки по интересам, аристократы продолжали кутить несмотря ни на что.

Вот и у Морозова была своя группка, правда вот не сидячая.

Раскрасневшийся граф собрал всех неспящих барышень на «танцполе», — да простит мне Его Величество подобную формулировку в отношении залы его дворца. Итого вокруг него было несколько совсем юных девиц, несколько дам нашего с ним возраста, и даже одна почтенная матрона явно за шестьдесят.

Германа, как это полагается, хватало на всех.

И не было в действиях Морозова тайного смысла. И был посыл его ясен. Граф просто любил женское внимание и веселиться. Веселиться и женское внимание.

— Стоп-стоп-стоп! — крикнул Герман на бедолаг-музыкантов, когда те попытались начать играть вальс. — Господа, ну ночь же! Ну хватит! Официальная часть закончена! Хочется уже немного расслабиться и отпустить голову! Я прав, барышни⁈

— Да, Герман Григорьевич!

— Ваше Сиятельство? — отдельно уточнил он у бабульки, согласна ли та отпускать голову.

— Несомненно, Герман Григорьевич! — поддакнула бодрая старушка.

— Отлично!

С тем Морозов запрыгнул на сцену и шепнул что-то на ухо солисту. Солист почесал в затылке, быстро посовещался с группой, а потом начался, что называется, джем. Сперва неуверенный. Но довольно быстро музыканты нащупали ритм, — особенно трудно было вклиниться виолончелисту, — нарастили темп и:

— Я отрываюсь от земли! — тоненько пропел солист. — Я от тебя на полпути! И мне так важно, что ты думаешь об этом!

— Аааа-ааааа! — бэк-вокалом помогла группа.

— Во! — крикнул Морозов. — Ну другое же дело! А то я уж думал, что придётся за цыганами ехать! — и тут заприметил в зале меня. — О! Василий Иванович! — Герман спрыгнул со сцены и зашагал в мою сторону. — Однако своеобразное у тебя представление об «отскочу ненадолго»!

Взмах руки и рядом с нами появился специально-обученный лакей с подносом, полным бокалов игристого. Морозов залпом опрокинул один, поставил обратно и сразу же взялся за второй. Я тоже взял два. Вот только один для себя, а второй собирался передать Елизавете Григорьевне, но… внезапно рядом её не оказалось.

— Спасибо, — сказал я и оглянулся назад.

Альтушки сбились в стаю и что-то живо обсуждали, поглядывая на танцующих аристократок. Наверное, взвешивали все «за» и «против» того, чтобы присоединиться. А вот моя зазноба вместе с дочкой отошла ещё дальше, в пустой уголок зала.

— Где был-то? — спросил Морозов.

— Да не бери в голову.

— Как скажешь, — дружище сразу понял, что в это лезть не нужно. — Тогда история! Короче! Решил я недавно к пейнтбольному клубу ресторанчик пристроить. Охотничий, так сказать. Чтобы дичь разная, настойки, ну сам понимаешь?

— Ага, — мотнул я головой.

— Ну вот! Нанял себе, значит, шефинью молоденькую. Звёздная вся из себя, лауреат того и призёр сего, во Франции обучалась, в Италии обучалась, и даже в Грузию на стажировку ездила хинкали лепить, чтобы ровно двадцать складочек было…

Без сомнений, это всё очень интересно. И про настойки, и про хинкали. Но краем глаза я продолжал наблюдать за трогательной сценой, развернувшейся между двумя поколениями Фонвизиных в углу. Мать с дочерью держались за руки и не спеша обменивались репликами. На глазах у обеих выступили слёзы.

— … экономная зараза оказалась. Говорит, мол, знаю где б/ушное оборудование продаётся, не тратьтесь попусту, Герман Григорьевич, смысла в этом нет, сделаем всё в лучшем виде…

Вот Ольга Сергеевна начала активно жестикулировать и, кажется, даже повысила голос. Но от эмоций, насколько я понимаю, сугубо положительных. А вот Лиза совсем растрогалась и уже без стеснения смахивает слёзы.

— … ну и сделала, — тем временем продолжал Морозов. — Поставили мы старые вытяжки, а они грязные все, чумазые, и в жиру. И вот она мне говорит, мол, сама отмою. А я ей: ну давай…

И-и-и-и! Да! Вот он, момент истины! Ольга Сергеевна на эмоциях бросается в объятия матери, а та спешно покрывает её поцелуями.

— … и вот она забрызгивает вытяжку этой дрянью химической. Как её? Шу… Ша…